- Можно ли православному христианину читать псалмы на латыни?
- Псалмы от врагов — имеет ли значение, на каком языке молиться?
- Особенности произношения латинских псалмов, ударения и знаки препинания
- Богослужебный язык как фактор единства Церкви
- Православие служба на латинском языке
- Войти
- Православие латинского обряда
- литургия
- См. также в других словарях:
- О языке богослужения в православии — переводы и понимание
- Видео
Можно ли православному христианину читать псалмы на латыни?
В наше время, когда доступ к информации в сети интернет стал практически безграничным, православные христиане отмечают моду на латынь: широкое распространение получило Евангелие, Ветхий Завет, псалмы на латыни. Откуда идут корни подобного новшества, должно ли оно настораживать сторонников Русской Православной Церкви, и можно ли православным христианам читать псалмы на латыни? Эти вопросы интересуют многих, о них и поговорим. Начнем с истории. Латынь, наравне с греческим и церковнославянским языками, считается одним из основных богослужебных языков христианской церкви. Еще до Великого церковного раскола 1054 года, в результате которого христианская церковь распалась на православную и католическую, сложилась традиция, согласно которой Западная церковь возносила Богу псалмы на латыни, а Православная – на греческом языке. #11
Псалмы от врагов — имеет ли значение, на каком языке молиться?
После разделения церквей в православной церкви началось неприятие латыни. Однако длилось это недолго: красота и древность этого языка, а также тот факт, что многие богослужебные книги были написаны именно на нем, способствовали пересмотру отношения православных к чтению молитв и псалмов на латыни. Кроме того, к этому подтолкнул верующих и тот неоспоримый факт, что перед Богом все языки равны, и поэтому превозносить значимость церковнославянского языка над остальными – признак гордыни. В настоящее время особенно популярно среди православных христиан читать на латыни псалом 90. Согласно вероучению, особенно помогает этот псалом от порчи, врагов, и других напастей, поэтому его распространение в народе вполне объяснимо.
Особенности произношения латинских псалмов, ударения и знаки препинания
Сегодня, когда языковые барьеры становятся все прозрачнее, каждый верующий человек имеет право сам выбирать, читать ли ему псалмы на латыни, на греческом или на старославянском языке. Главное условие для продуктивной молитвы – понимание ее смысла, и, конечно, отсутствие превозношения (я молюсь на другом языке ‑ значит, я умнее своих братьев и сестер). Однако следует обратить внимание на правильность произношения: негоже искажать священные тексты своим нерадивым отношением.
Так, в латинских псалмах ударение имеет большое значение: как и в русском языке, оно может ставиться на совершенно разные слоги. Кроме того, желающим читать псалмы на латыни придется привыкнуть и к такой особенности, как отсутствие в этом языке знаков препинания.
Богослужебный язык как фактор единства Церкви
 |
Вопрос о переводе богослужебных текстов на современные языки в последнее время принято обсуждать исключительно с прагматической точки зрения, и основным соображением, выдвигаемым здесь, является требование простой доступности текста: требование сколь неоспоримое, столь и уязвимое. Каждый священник наверняка сталкивался с распространенным явлением, когда нецерковные люди, прочитав Евангелие на русском языке, с огорчением говорят, что ничего не поняли в нем. Однако очевидно, что ни тот, ни другой аргумент, именно в силу своей простой эмпиричности, не могут лечь в основу общецерковного решения по этому вопросу, – а вопрос, кажется, достаточно серьезен, чтобы ожидать именно общецерковного решения, – и для такового надо иметь некоторое историко-богословское обоснование, которое позволило бы предусмотреть не только сиюминутные выгоды, но и долговременные последствия.
Сразу можно сказать, что уже одно известие о даре языков, явившемся первым следствием сошествия Святого Духа на апостолов, безусловно, предполагает, что на всяком языке может и должно быть проповедано Евангелие, из чего следует и не менее безусловная возможность совершения богослужения на этом языке. Но это известие ничего не говорит нам о том, как связаны между собой язык проповеди и внутреннее устроение церковного организма. Чтобы понять это, нам надо обратиться прежде всего к церковной истории, которая представляет собой основу священной истории мира, и в силу этого также является источником для богословских заключений.
Несомненно, что успеху апостольской проповеди немало послужил не только дар языков, но и единство языкового пространства Империи. Это единство основывалось на повсеместном распространении двух языков: греческого, как языка культурного общения, и латыни, как языка государственного в прямом смысле этого слова, языка государственных и правовых актов. Харизматический дар языков сделал понятной апостольскую речь парфянам, мидянам, еламитам, жителям Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и Ливии, и иным (Дн. 2:9-10), но у нас нет никаких данных, позволяющих говорить о том, что и богослужение совершалось в первенствующей Церкви на языках названных народов. Даже латинский мир в первые века пользовался для этого греческим. Конечно, всегда существует вероятность того, что нашим знаниям о прошедших веках не хватает чего-то самого главного, без чего общая картина будет не верна. Но достаточную пищу для размышлений дает уже и позднейшая, и лучше известная нам история латиноязычной традиции в ее сравнении с традицией грекоязычной.
По справедливому замечанию известного голландского историка культуры Й. Хёйзинги, хотя разницу этих традиций принято определять оппозицией Запад – Восток, совсем не так просто установить, что реально стоит за ней и когда она на самом деле возникла.
Ее, судя по всему, не знал дохристианский мир, во всяком случае «в период перехода от Республики к Империи, – пишет Хёйзинга, – Римская Держава уже теряет характер типично западного государства. Менее чем когда-либо древний мир под властью Римской империи определяется противопоставлением Востока и Запада»[1]. И даже перенесение спустя несколько столетий императором Константином столицы на Босфор еще не подразумевало под собой «решительное разделение между Востоком и Западом… Мир поздней Античности и после этого оставался таким, каким он был: пестрым и разносторонним многообразием правовых обычаев и культур, никогда уже не повторявшейся в более поздние времена смесью Запада и Востока, объединенных верховной властью Римской империи»[2]. И даже такой крупнейший представитель византийской – а значит, в нашем представлении, восточной – традиции, как император Юстиниан, все еще предпочитал кодифицировать имперское право на латыни, и таким образом на ментальном уровне вовсе не переживал эту оппозицию, как значимую.
Впрочем, если эта общепринятая сегодня оппозиция и накладывается нами на эпохи, не сознававшие ее, это не означает, конечно, что ее не существовало вообще. «Кратко говоря, – замечает тот же Хёйзинга, – термин Запад обретает свой смысл тогда, когда мы понимаем под ним латинское христианство, постепенно отдалявшееся в раннем Средневековье от тех стран, которые не считали Рим основанием христианской церкви»[3]. Но есть ли у этого латинского христианства еще какой-нибудь его фундаментальный признак, кроме главенства Рима? Несомненно: это его богослужебный язык – латынь. Очевидно также, что язык есть не только формальный транслятор информации, но и носитель ментальности – духовной и культурной – и после гибели институтов Западной Римской империи именно он обеспечил сохранение и преемство Pax romana. Все вновь просвещаемые Римом народы вместе с устной проповедью Евангелия на местных языках приобщались к Pax romana прежде всего через латинскую мессу. Объединяющее церковный народ таинство истинно совершается повсюду постольку, поскольку повсюду слышится: Accipite, et commedite: hoc est corpus meum. Это единство обеспечивало, как легко догадаться, и единство культурное. Как пишет Филипп Шерард, понятие corpus Сhristi уже достаточно рано стало восприниматься не только как мистическое «тело Христово», но и как христианская общественность. «Индивидуальное настоящее тело Христа понимается как организм, приобретающий социальные и объединяющие функции, и служит как индивидуальный прототип с головой и конечностями некоего сверхиндивидуального коллектива, Церкви, как corpus mysticum с папой во главе»[4]. Это социально-культурное единство, в итоге, оказалось гораздо более значимым и устойчивым, чем единство этническое – славянские народы, попавшие в орбиту латинского влияния, по сей день ощущают себя принадлежащими более к западно-европейскому, чем славянскому миру.
По-иному обстояло дело на Востоке. Восточная миссия изначально ориентировалась на богослужебный перевод. Можно согласиться с мнением Иакова Стамулиса, назвавшего этот тип миссии «инкарнационным», исходя из того, что «главным в инкарнационном подходе считается вхождение истины Божией в жизнь и менталитет народа…»[5]. А отсюда в свою очередь следует, как пишет архиепископ Анастасий Яннулатос, что «учреждение поместной Церкви, которая через Таинства и самим образом жизни будет принимать участие в жизни и молитве Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, глава которой Христос, согласно православной традиции и богословию, безусловно, является основной целью миссии. Говоря об учреждении поместной Церкви, мы не имеем в виду духовную колонию или придаток другой поместной Церкви… Это означает, что в миссионерской деятельности… чрезвычайно важно стремление не только привить, но и воплотить слово Божие в языке и обычаях данной страны, и, наконец, что необходимо освящение национальных черт, позволяющее народам стать самими собой, возвысить собственный голос и внести уникальный вклад в общий хор славословия, пребывая при этом в гармоническом единстве со всею Церковью»[6].
На первый план, стало быть, в восточном мире выходит не столько языковое – культурное, сколько мистическое единство Церкви, которое определяется тем, что на разных языках тот же Дух Святый призывается на «хотящия предложитися Дары» или, перефразируя апостола Павла, можно было бы сказать, что «Дух един, а языки различны». Но это единство мистическое не давало такого устойчивого, как на Западе, иерархического и социально-культурного единства, и здесь, как отмечал прот. Иоанн Мейендорф, «прямой доступ к Библии и литургическим текстам, открывшийся новорожденным славянским Церквам, таил опасность раздробления, фрагментации Вселенской Церкви на национальные Церкви, особенно ввиду того, что византийская концепция взаимоотношений Церкви и государства экспортировалась во все славянские страны»[7].
Как бы то ни было, духовные процессы, запущенные путем евангельской «инкарнации», носили объективный характер. Своеобразным «доказательством от противного» может послужить здесь русская церковная история XVII века. Как известно, со времен Никона и до кончины патриарха Адриана грекофильское направление в русской Церкви было чрезвычайно сильно. И изнутри и вне России оно поддерживалось весьма влиятельными тогда фигурами, и существовало по меньшей мере два проекта объединения православного мира на основе примата греческого языка и греческой культуры – в известном смысле по типу мира латинского – это проекты патриарха Никона и иерусалимского патриарха Досифея. Оба они кончились неудачно.
Несомненно, для этого были свои конкретные, прежде всего социально-политические причины. Но разве не значит это и то, что русская традиция, в которой уже совершилось «воплощение Слова» не только в культе, но и в культуре, не могла тогда вновь замкнуть себя, раствориться в современном ей, немощном и многое растерявшем греческом мире? Разве это не было бы для нее шагом назад, отступлением от себя, отказом от собственной истории, культуры и назначения? Ведь вместе с проповедью равноапостольного Кирилла «слово и дух евангельския» уже «внидоша в письмя словенское»[8], как писал в каноне равноапостольному Кириллу святитель Филарет. И в необратимости этого факта также была заложена обреченность русского грекофильства XVII века.
Наконец, материал для размышлений дает и история русской миссии XIX века. Победа в войне 1812 года послужила не только духовной консолидации русского народа, но и возникновению представлений о его всемирной миссии, а вместе с тем и о необходимости развертывания миссии церковной. Конкретной реализацией этого представления становятся начатые под эгидой Библейского общества труды по переводу Писания на языки народов Российской империи, а затем и на русский язык. Хотя в распространении Писания Общество преследовало свои цели, но благодаря участию в его работе святителя Филарета и его сотрудников по переводу деятельность общества принесла известные положительные плоды. И именно пафос распространения слова Божия ложится в основу миссии позапрошлого столетия. При этом следует подчеркнуть, что такой последовательный сторонник перевода Писания на русский язык, как святитель Филарет, вовсе не стремился к тому, чтобы русский перевод заменил собой славянский, считая, что «великую важность славянскому переводу Библии сообщает его употребление в православном церковном богослужении». А потому, «сколь нужно для веры и назидания народа то, чтобы язык богослужения был понятен, столько же нужно стараться о том, чтобы язык словенский, как богослужебный, продолжал быть понятным народу и не сделался мертвым» [9].
Аналогичных взглядов в этом отношении придерживался и ученик святителя Филарета, преподобный Макарий (Глухарев). Согласно его концепции, дело миссии в Церкви становится делом спасения не только для тех, к кому миссия обращена, но и для самих проповедующих, и всякая мирская, «земная» деятельность – занятия наукой, искусством, ремеслом – получает миссионерское, а значит и сотериологическое значение. Причем, будучи по непосредственному своему назначению направлена на «внешних», тех, кто еще не в лоне Церкви, миссия одновременно поддерживает и «возгревает» духовную жизнь в самом церковном народе и одновременно служит связующим звеном между Церковью и светской цивилизацией и культурой.
Важно, впрочем, что преподобный Макарий был достойным представителем «инкарнационной» миссии не только в теории, но и на практике, и немало трудов положил как на создание алтайской письменности, так и на переводы Писания и катехизических текстов на местное наречие. Однако переводы собственно богослужебные занимают в его наследии сравнительно небольшое место, и не из чего не видно, чтобы он ставил это своей первоочередной задачей. И это понятно: всей душой он стремился просветить алтайцев светом слова Божия, но в то же время, очевидно, не мыслил их вне Pусской Православной Церкви, и именно церковно-славянский богослужебный язык должен был ввести их в нее.
И наоборот, один из величайших представителей «инкарнационной» миссии, святой равноапостольный Николай Японский, изначально ставивший своей целью создание именно японской Церкви, немало времени и трудов положил на перевод полноценного корпуса богослужебных текстов на японский язык. Результаты известны. Хотя Японская Православная Церковь и именуется автономной, несомненно, что если бы проповедь православия в Японии продолжалась теми же темпами, какими она шла при жизни равноапостольного Николая, Японская Церковь уже сегодня входила бы в число автокефальных поместных Церквей.
Выводы:
1. Как мы видели, единство поместной Церкви, как правило, исторически обусловлено единством ее богослужебного языка. И наоборот: «инкарнация» богослужебных текстов в «плоти» нового языка приводит рано или поздно к образованию и новой Церкви.
2. «Слово и дух евангельские», войдя в славянскую письменность, стали основанием не только богослужебной, но и культурной жизни святой Руси. Как подчеркивал С.С. Аверинцев, митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати» «недаром видит в обращении Владимира не только подвиг веры, но и подвиг разума… Веровать в единого духовного Бога, как очень остро чувствует Иларион, не просто святее, но и умнее, чем в Богов примитивного язычества: именно потому святее, что умнее, и потому умнее, что святее… Для тех, кто переходил к «духовной» вере, к незримому Богу и к святоотеческим учителям от культа Перуна и Велеса, вера принимала прежде всего облик грамотности, книжности, любомудрия – любви к Премудрости – Софии»[10].
3. Из сказанного следует, что для народов Святой Руси (русского, украинского, белорусского) церковно-славянский язык обеспечивал и обеспечивает не только их церковное, но и социально-культурное единство, будучи в то же время несравненно более понятен и доступен, чем латынь для средневековых народов Европы[11]. Иными словами, богослужебный церковно-славянский язык является сегодня одним из важных гарантов подлинного духовного единства Русской Церкви. И наоборот: широкое распространение богослужебной практики на современных национальных языках неминуемо запустит механизм центробежных тенденций, преодолеть которые, скорее всего, не удастся.
Православие служба на латинском языке
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Православие латинского обряда
В ХХ веке, впервые за долгое время, Православие стало активно распространяться среди людей, выросших в католицизме или протестантизме, причем имели место случаи, когда целые общины вместе со священниками изъявляли желание перейти в Православие. Вот почему встал вопрос о возможности для таких общин, при неповрежденном исповедании Православия, совершать богослужение по тем обрядам, которые исторически сложились у западных христиан, отчасти восходя еще ко временам до отпадения Рима от Православия.
Серьезное обсуждение этой возможности началось еще в XIX веке, прежде всего благодаря Ю.-Й. Овербеку – английскому католическому священнику, перешедшему в Православие и создавшему редакцию православной службы западного обряда, которая была одобрена специальной комиссией Святейшего Синода и Константинопольским патриархом Иеремией III. Однако первые постоянные православные приходы западного обряда появились только в ХХ веке.
Один из наиболее известных случаев подобного рода имел место во Франции, когда большая община под руководством Луи Шарля Винэра изъявила желание перейти в Православие и обратилась к русским архипастырям. Вопрос рассматривался в Москве, и определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 16 июня 1936 года (Журнал 75) было одобрено употребление западного обряда в зарубежных приходах Московского Патриархата.
В настоящее время одной из самых миссионерски активных православных юрисдикций в Северной Америке является Североамериканская архиепископия Антиохийской Православной Церкви. Большинство членов здешних общин – американцы, так что неудивительно, что именно в этой архиепископии есть целое благочиние западного обряда, объединяющее 33 прихода со всей страны.
Богослужение по западному обряду стало совершаться в архиепископии с благословения патриарха Александра III, к которому обратился митрополит Антоний (Башир). Сам митрополит Антоний указывал две цели этого начинания: во-первых, создать в Православной Церкви дом для западных людей не-византийского культурного и религиозного происхождения и, во-вторых, свидетельствовать о соборности Православной Церкви ее прихожанам, священникам и богословам византийского обряда.
Первая община западного обряда в Америке появилась в 1961 году.
В архиепископии отмечают, что использование западного обряда помогает миссии среди американцев, облегчая принятие ими Православия. Клирики и паства обоих обрядов имеют друг с другом полное молитвенное и евхаристическое общение благодаря духовному единству в вере и подчинению одному священноначалию.
В целом западный обряд, по сравнению с византийским, более простой и краткий, менее пышный. Сейчас известно несколько вариантов западного обряда, среди которых есть и основанные на древних мессах Римской Церкви (до изменений II Ватиканского Собора), но в Североамериканской архиепископии преимущественно используется литургия святого патриарха Тихона, основанная на англиканской «Книге общей молитвы» («Book of Common Prayer»). Разумеется, в англиканский текст были внесены изменения, главные из которых – устранение filioque из символа веры и добавление эпиклезы (призывания Духа Святого) в евхаристические молитвы и Причащения под двумя видами. Тайносовершительные формулы полностью совпадают со словами византийской литургии. Кроме того, есть ряд менее принципиальных изменений текста, сделанных для приведения его в большее соответствие с православным учением.
Этот обряд именуется литургией святого патриарха Тихона, потому что именно этот святитель в 1904 году, возглавляя тогда епархию в Америке, начал работу по исправлению текста «Книги общей молитвы», полагая возможным использование его для обратившихся в Православие американцев. Святитель не успел окончить исправление до своего отъезда в Россию в 1907 году, и это сделали уже много десятилетий спустя в Североамериканской архиепископии Антиохийского Патриархата, где начали служить по ней с 1977 года.
Американская «Книга общей молитвы» взята в 1789 году у Шотландской Епископальной Церкви и в некоторых частях восходит, по утверждению священника Джона Коннели, к древней службе преподобного Венедикта Нурсийского.
Небольшая часть приходов архиепископии использует литургию святого Григория (адаптированная в соответствии с православной традицией Тридентская месса, употреблявшаяся в Римско-католической Церкви до II Ватиканского Собора).
литургия
1 Литургия
См. также в других словарях:
Литургия — Литургия. Лютеранская церковь. ЛИТУРГИЯ (греческое leitourgia общественная служба), 1) в православной церкви божественная литургия главное богослужение суточного круга, совершается в дообеденное время (отсюда другое название обедня). Порядок… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
ЛИТУРГИЯ — (греч. leiturgia, от leitos общественный, и ergon дело, труд). Богослужение в православной церкви, в котором совершается таинство св. евхаристии; обедня, служба в воспоминание всей земной жизни Иисуса Христа. Словарь иностранных слов, вошедших в… … Словарь иностранных слов русского языка
ЛИТУРГИЯ — (греч. общественная служба ). 1) В православной церкви Божественная литургия главное богослужение суточного круга, совершается в дообеденное время (отсюда другое название обедня). Порядок службы восходит к 4 в. Совершаются 2 евхаристические (см.… … Большой Энциклопедический словарь
литургия — См … Словарь синонимов
Литургия — (от litoV общий и ergon дело) название главнейшего изхристианских богослужений, существующего, хотя и не в одинаковом виде изначении, у всех христианских вероисповеданий и выражающего главные идеихристианского миросозерцания и главные цели… … Энциклопедия Брокгауза и Ефрона
литургия — ЛИТУРГИЯ, обедня … Словарь-тезаурус синонимов русской речи
ЛИТУРГИЯ — (греч. leiturgia) в древнегреческих полисах государственная повинность, которую несли состоятельные граждане и метеки (напр., содержание участников гимнастических состязаний). Чрезвычайной литургией считалась триерархия снаряжение триеры. Была… … Большой Энциклопедический словарь
ЛИТУРГИЯ — ЛИТУРГИЯ, литургии, жен. (греч. liturgia) (церк.). Обедня, главное христианское церковное богослужение. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
ЛИТУРГИЯ — ЛИТУРГИЯ, и, жен. 1. Утреннее или дневное христианское богослужение, включающее в себя молитвы, песнопения, чтение священных книг, проповеди и другие обрядовые действия. Служить, слушать литургию. Совершение литургии. 2. Цикл духовных песнопений … Толковый словарь Ожегова
ЛИТУРГИЯ — жен. последование священнослужения, в котором совершается таинство святой евхаристии, обедня. Литургийный, к литургии относящийся. Литургиарий муж. книга служебник, описание чина вечерни, утрени и обедни. Литургисать или совать, совершать… … Толковый словарь Даля
Литургия — христианское богослужение, сопровождающееся пением, музыкой; в православной церкви – обедня, всенощная; в католической – месса, реквием (заупокойная месса). Большой толковый словарь по культурологии.. Кононенко Б.И.. 2003 … Энциклопедия культурологии
О языке богослужения в православии — переводы и понимание
Вопрос о языке богослужения в первой христианской церкви не являлся проблемой.
По новозаветной идее мессианства («Идите и научите все народы») обращение в веру новых людей осуществлялось всякий раз на местном языке. Феномен пятидесятницы также снимал все вопросы понимания Христовой истины для новообращенных, она доносилась апостолами до «варваров» на доступном им наречии.
Каких-либо указаний на «правильность» использования избранных языков для донесения Нового Завета нет и в канонах, в святоотеческих текстах эта тема тоже не поднимается.
Важно отметить, что языковая проблема не имеет к вопросам богословия никакого отношения в принципе.
Тем не менее, сама церковь впоследствии стала бороться именно за ограничения таких варварских языков в богослужениях. Причиной тому был рост самой империи и, как следствие, необходимость «мониторинга» ситуации с литургией. Требовалось знать, как грамотно она проводится, нет ли уходов в ересь и т.д.
Тогда и был принят принцип о священных языках (латынь и греческий), на которых читалась основная часть литургии. Для проповедей же был оставлен местный язык.
Язык богослужения в православной церкви
В 9 веке начинается складываться славянская письменность. Первые такие богослужебные тексты попадают и на Русь. В своих изначальных вариантах они носили наднациональный характер, являясь прямыми переводами с греческого. Однако постепенно происходила их повсеместная «адаптация» под местные языковые и культурные особенности.
Понимание текстов богослужения в Средневековье
Привычный нам уровень понимания, когда человек может пересказать прочитанное своими словами, на тот период не требовался.
Основной задачей тогда была лишь возможность его воспроизведения, которая решалась в форме заучивания.
К тому же проблемой книжников тех веков было не достижение большего понимания текста основной массой людей, а достижение большей правильности самого текста, то есть минимизация его разночтений с греческим оригиналом. Исправление книг считалось важным и правильным.
Такие действия в 17 веке в России привели к Расколу…
Как сосуществовали живая речь и богослужебный язык до Нового времени?
Различия между церковно-славянским языком и повседневной речью в тот период можно описать на примере современных функциональных стилей.
То есть как сегодня мы используем официально-деловой, например, стиль для бумажной документации, а разговорный – для общения, так и тогда в пределах одного языка были «стили» для церковных служб и живой речи.
Проблемы непонимания на таких условиях сосуществования не могло и возникнуть. Они появились лишь с разделением языка.
Петр и реформа букваря
Самодержец в числе прочих своих модернизаций провел и азбучную реформу, создав гражданский шрифт. Новая «азбука» должна была быть использована во всех сферах жизни, но захватила собой лишь ее светские проявления. Тексты богослужебных назначений продолжали издавать церковной печатью, а вот светская литература начала активно применять новый гражданский шрифт.
Таким образом, разделение поначалу было лишь графическим, но уже скоро стало культурным и социальным.
Весь последующий 18 век в России происходило формирование современного литературного языка, весь процесс которого отечественные ученые даже называют настоящим «литературным авангардом», несравнимым с авангардом начала прошлого века.
2 языка, 2 культуры
В итоге на рубеже 18-19 веков в стране возникает целых две литературы, которые существуют на 2 разных языках, обслуживают две разные сферы. Их функционирование прямо связывалось с социальной структурой общества:
Постепенно социальная элита России отходит от использования славянского языка (а значит, и от понимания богослужения).
Интересно, что император Александр I впервые прочел Библию на французском, равно как и большинство дворян его времени.
В то время как крестьянство, мещане, купечество продолжали постигать грамоту по Псалтыри и Часослову. Известно, что артист М. Щепкин именно так обучился знаниям, и даже М.Горького дед научал грамоте по текстам Священного Писания.
Обучение же дворян осуществлялось по новому русскому букварю и многочисленным журналам.
К вопросу о грамотности
Мы привыкли к информации о неграмотном крестьянстве. Она ввиду новых данных и открытий становится не совсем корректной. Всего 3 факта:
Языковая компетенция российской элиты, напротив, не позволяла ей читать и пользоваться богослужебными текстами, напечатанными как раз на церковно-славянском языке. Однако ситуация с народным образованием на русском языке позже существенно расширило эту часть общества (напр., разночинцы).
Было даже обращение к императору Александру I о необходимости перевода Священных текстов на доступный для них язык. Самодержец одобрил его, но первый перевод прошел как простой литературный эксперимент, миссионерский «выхлоп» от него был незначительным, поскольку его адресат (образованные сословия) по-прежнему был малочисленным.
Однако тенденция не угасла, и в 1858 году Синод инициировал начало соответствующих переводческих работ.
Рост образования в российском социуме вернул к дискуссиям и вопрос понимания богослужебных текстов и текстов Библии. Уровень его определялся возможностью «перевести на русский» со славянского.
Интересно, что именно тогда слово «начетчик» (т.е. человек, знающий много текстов, а библейские и литургические тексты, напоминаем, часто учились наизусть) стало приобретать негативный и уничижительный оттенок. Иными словами – знает, но не понимает.
Язык богослужения — проблемы начала 20 века
После 1909 года, когда началась подготовка к Поместному Собору, вопросы о понимании богослужения снова активно обсуждались в обществе.
Помимо языковой некомпетенции к проблеме непонимания относили:
Кроме собственно вопроса перевода высказывались идеи:
В 1907 году Синод создает свою комиссию по задачам упрощения службы. Известно, что под ее руководством были переведены тексты Триодей (Постной и Цветной), а также богослужения Страстной Седмицы.
Что делалось комиссией при переводах богослужебных текстов?
(Как курьез приводился пример – «очи мои пред Господом выну»).
Работы этой синодальной комиссии велись в секретности. Расчет реформаторов был на постепенную и безболезненную замену старых текстов путем издания новых книг. Книги были изданы, но в продажу не поступили, так как вначале ожидалось окончание распродажи старых изданий. Но случилась революция, и новые тиражи сгорели на складах.
Об этих книгах не было даже ничего известно вплоть до 90 гг. прошлого века. Очевидно, что никаких последствий эта реформаторская идея по языку богослужения не имела, и ее влияния на массовую аудиторию не было.
Сам Собор декларировал, что церковно-славянский остается основным языком богослужения, хотя переводы текстов разрешались по желанию общин. Но и это все осталось на уровне проектов.
Еще один всплеск переводческого бума связан с деятельностью обновленцев. Их смута в 20-х гг., впрочем, была больше политическим течением, инспирированным властями. По существу переводов богослужения ими не было сделано. Были лишь отдельные тексты с печальной судьбой.
Язык богослужения в православной церкви конца 20 века
В период перестройки русский язык мог спокойно звучать в церквях.
Но уже с конца 90-х и с 2000-х тема русификации Священных текстов и литургии снова вызывает горячие дискуссии. Интересно, что обсуждается не качество переводов, а возмущает сама идея ее возможности.
Патриаршего заказа на подобные работы не было, меж тем русификация проходила как частные опыты.
На сегодня уже известны около 9 вариантов русского перевода литургии Иоанна Златоуста, около 4 – на чин Венчания.
Наша презентация темы
Проблема перевода нынешнего времени
К слову, все сходятся в одном мнении – такие работы нужны, хотя бы в качестве параллельного текста. Для лучшего понимания литургического действа.
Сегодня известны три основных переводческих стратегии:
Текст должен делаться исключительно с греческого, минуя ЦС. Признается его полезность и практическая нечитаемость для большинства.
Но об этом подробнее в другой статье.
По материалам выступления к.ф.н А.Кравецкого (Институт Русского языка РАН)
