- Языковой пуризм
- Содержание
- Причины пуризма
- Пуризм в русском языке
- Значение слова пуризм
- Словарь Ушакова
- Словарь Ожегова
- Словарь Ефремовой
- Толковый словарь живого великорусского языка, Даль Владимир
- Энциклопедический словарь
- Архитектурный словарь
- Энциклопедия Брокгауза и Ефрона
- Словарь лингвистических терминов
- Слово дня: пуризм
- История
- Пуризм в искусстве
- Языковой пуризм
- Языковой пуризм: как к заимствованным словам относятся в разных культурах
- Но панталоны, фрак, жилет — / Всех этих слов на русском нет.
- «Треснет» ли русский язык от обилия англицизмов?
- Лингвистический пуризм: что это такое и каким он бывает?
- Изгонять ли беса из русского языка?
- Видео
Языковой пуризм
Пури́зм (лат. purus — чистый) — преувеличенное стремление к чистоте литературного языка, к изгнанию из него всяких посторонних элементов.
Содержание
Причины пуризма
Сознание, что язык есть органическое целое, служащее живым выразителем народного миросозерцания и, в свою очередь, оказывающее на мысль значительное влияние, ведет естественным образом к заботе о том, чтобы развитие языка протекало свободно от внешних, случайных влияний и чтобы в наличный состав его не входили чуждые и ненужные ему примеси. В переносном смысле — вообще стремление к предельной строгости (например, в рассуждениях).
В этом же направлении действует идея о литературном языке, как о выделившемся из разговорной речи целом, состав которого освящен применением в произведениях лучших писателей и потому не подлежит произвольным преобразованиям. Несомненно, что, несмотря на свободное, целесообразное развитие языка, есть посторонние стихии и новообразования, которые хорошо бы по возможности удалять из литературной и разговорной речи; они не вяжутся с составом и строем языка, неспособны к дальнейшему развитию, наводят мысль на ложные ассоциации, наконец, не отвечают особым требованиям благозвучия, свойственным данному языку, и режут ухо, привыкшее даже в совершенно новом слове встречать все-таки нечто знакомое, нечто вполне сливающееся со старыми элементами языка. Естественно желание освобождать язык от таких новообразований, иногда ненужных (если есть соответственное народное слово, а вносится иностранное), иногда сообщающих мысли неверный оттенок и, во всяком случае, не обещающих сделаться органической частью языка. С этой точки зрения теория чистой литературной речи восстает против неуместных варваризмов, неологизмов, архаизмов и провинциализмов. Особенно горячо ведется борьба против двух первых, и это объясняется тем, что в основе пуризма лежат нередко не литературные и лингвистические, а иные соображения.
Ввиду связи пуризма с общественными и политическими воззрениями, объекты его нападений меняются. Русская литература XVIII века, отрезанная от народа, не признавала права гражданства за провинциализмами, избегая «подлых» слов и выражений. В шестидесятых годах XIX века смеялись над архаизмами, реакция возмущается неологизмами.
Воззрение, усматривающее в усвоении иностранных слов преступление против народности, получает особенную силу в эпохи подъема национализма. Так, в Германии ещё с конца прошлого века тянется длинный ряд полемических произведений и обществ, имеющих целью очищение родного языка от иностранных, особенно французских заимствований (Verwälschung). Во Франции, где вопрос о чистоте языка был ещё до классиков предметом тщательных изысканий и забот и где он не сходил с литературной почвы, он не имел такого острого, боевого характера, тем более что французский язык никогда не был загроможден в такой степени заимствованными словами, как немецкий. Усилия немецких пуристов — в связи с поддержкой правительства — взымели некоторый успех; официальной терминологии понемногу удавалось вытеснять из языка иностранные названия (например Schaffner вместо Conducteur, Wettbewerb вместо прежнего Conkurrenz и тому подобное); устраивались конкурсы с премиями за удачные слова для замены иностранных; получали свои особые названия предметы обихода, повсюду известные под международными названиями: Fernsprecher — телефон, Fahrrad — велосипед и другие.
Пуризм в русском языке
В русский язык заимствования хлынули с реформой Петра I, но поток их был задержан, как только на вопросы языка было обращено серьёзное внимание. Приступив к составлению словаря, российская академия приняла к сведению переданные ей через княгиню Дашкову указания императрицы: «в сочиняемом академией словаре избегать всевозможным образом слов чужеземных, а наипаче речений, заменяя оные слова или древними или вновь составленными». Деятельность академии в этом направлении была мало удачна (ср. заседания 17 сентября 1804 года и 23 марта 1805 года); постановлено говорить вместо аудитория — слушалище, вместо адъюнкт — приобщник, вместо актёр — лицедей, вместо акростих — краестишие и тому подобное); вновь изобретенные слова не вытеснили из употребления иностранных.
К началу XIX века относится и деятельность Шишкова, составившего себе знаменитость ярым пуризмом на шовинистской основе. Дальнейшие стремления российских пуристов отразились в деятельности Погодина (его доклады в Обществе Любителей Российской Словесности 7 и 9 сентября 1860 г.; см. «Жур. Мин. Нар. Пр.», 1860); можно отметить также статьи Покровского («Москвитянин», 1854; т. 1) и Мейера («Филолог. Зап.», 1876; май). В царском Санкт-Петербурге образовалось общество со специальной целью заботиться о чистоте русского языка. Проявило некоторое стремление к замене иностранных слов коренными и царское правительство.
Значение слова пуризм
Словарь Ушакова
1. Стремление к чистоте и строгости нравов.
2. Излишне строго стремление сохранить в неприкосновенности какие-н, нормы языка, борьба против неологизмов, варваризмов и разных стилистических новшеств (линг.).
Словарь Ожегова
ПУРИЗМ, а, м. (книжн.). Чрезмерность требований к сохранению строгости нравов, к чистоте языка, консервативное ограждение его от всего нового.
| прил. пуристический, ая, ое.
Словарь Ефремовой
Толковый словарь живого великорусского языка, Даль Владимир
м. излишняя строгость в правилах, в нравах, в чистоте языка, правописи, в нетерпении чужих слов и пр.
Энциклопедический словарь
Архитектурный словарь
течение в живописи и архитектуре Франции 1910-20-х годов: «чистота» и точность лаконичных форм, детали опущены, акцент на первичных элементах. Плоскостность, плавная ритмика легких силуэтов однотипных предметов (натюрморт).
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона
В русский язык заимствования хлынули с реформой Петра I, но поток их был задержан, как только на вопросы языка было обращено серьезное внимание. Приступив к составлению словаря, российская академия приняла к сведению переданные ей через княгиню Дашкову указания императрицы: «в сочиняемом академией словаре избегать всевозможным образом слов чужеземных, а наипаче речений, заменяя оные слова или древними или вновь составленными». Деятельность академии в этом направлении была мало удачна (ср. заседания 17 сентября 1804 г. и 23 марта 1805 г.); постановлено говорить вместо аудитория — слушалище, вместо адъюнкт — приобщник, вместо актер — лицедей, вместо акростих — краестишие и т. п.; вновь изобретенные слова не вытеснили из употребления иностранных. К началу XIX века относится и деятельность Шишкова, составившего себе знаменитость ярым П. на шовинистской основе. Дальнейшие стремления наших пуристов отразились в деятельности Погодина (его доклады в Обществе Любителей Российской Словесности 7 и 9 сентября 1860 г.; см. «Ж. М. Н. Пр.», 1860); отметим также статьи Покровского («Москвитянин», 1854, т. I) и Мейера («Филологические Записки», 1876, май). В последнее время образовалось в СПб. общество со специальной целью заботиться о чистоте русского языка. Проявило некоторое стремление к замене иностранных слов коренными и русское правительство. Так, например, не говоря о переименовании Дерпта, Динабурга, Динаминда, термин «ипотечный» предположено заменить термином «вотчинный» («Правительственный Вестник», 1887, № 100). В новой иностранной литературе интересна статья Мишеля Бреаля «Qu’appelle-t-on purit é de langage?» («Journal des savants», 1897, апрель), по поводу книги Noreen, «Om spr å krigtighet» (Упсала, 1888).
Ар. Горнфельд.
Словарь лингвистических терминов
(от лат. purus — чистый). Стремление к сохранению языка в неприкосновенном виде, борьба против всяких новшеств (неологизмов, иноязычных заимствований), ограждение литературного языка от проникновения в него ненормированных лексических и грамматических элементов, что нередко является естественным для развития языка.
Слово дня: пуризм
В этой рубрике Лайфхакер выясняет значения не самых простых слов и рассказывает, откуда они произошли.
История
Слово «пуризм» может употребляться применительно к нормам поведения, языку и искусству. В каждом случае оттенки значения будут разными. С первым, кажется, всё ясно: это стремление к правде и безукоснительное соблюдение чистоты нравов. А на остальных остановимся подробнее.
Пуризм в искусстве
В 1910–1920‑х годах во Франции возникло направление живописи, которое стремилось передавать изначальные формы предметов, очищенные от излишних деталей. Оно получило название «пуризм». В противоположность авангардистским течениям живописи периода 1910‑х годов (например, кубизму) пуризм выступал за чёткие геометрические формы, часто упрощённые и намеренно лаконичные, слегка приглушённые чистые цвета.
Родоначальником этого направления в живописи стал художник Амеде Озанфан. В 1918 году он написал статью «После кубизма», где отменил характерные для этого направления эмоциональные и чувственные элементы, применяя к живописи «индустриальный», «машинный» подход.
«Натюрморт (посуда)», Амеде Озанфан, 1920 год. gallerix.ru
Из живописи пуризм перетекает в архитектуру с лёгкой подачи Ле Корбюзье. В 1920‑е годы француз построил наиболее яркие образцы этого стиля: несколько вилл в Париже и его предместьях. В одной из них, кстати, жил тот самый Озанфан. Эти здания и прославили имя Ле Корбюзье на весь мир, прочно связав его с пуризмом в архитектуре.
Языковой пуризм
Пуризмом называют неприятие любых изменений, борьбу за очищение языка от иностранных слов и неологизмов, а также протест против использования в литературной речи просторечий и жаргонизмов.
Наиболее яркий пример порчи языка с точки зрения сторонников пуризма — это реформа русской орфографии 1918 года, которая отменила твёрдый знак и «ять».
Репрессированные «твёрдые знаки» и «ять» были двойниками убитых в подвалах.
Излишним пуризмом прославился один из выдающихся государственных деятелей царской России Александр Шишков. Он настаивал А. С. Шишков и проблемы культуры русской речи на употреблении исконно русских слов, чаще всего менее удачных, вместо заимствованных: «мокроступов» вместо «галош», «лечезнания» вместо «медицины» и «телообразии» вместо «физики».
Сегодня языковой пуризм считается профессиональной болезнью библиотекарей, школьных учителей, чиновников и всех тех, кто по роду своей деятельности тяжело принимает перемены.
Языковой пуризм: как к заимствованным словам относятся в разных культурах
Но панталоны, фрак, жилет — / Всех этих слов на русском нет.
Почему заимствования возникают в любом языке? Почему им сопротивляются? Филолог-англист Мария Елифёрова отвечает на эти вопросы в своей книге «#Панталоныфракжилет» (вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн»). Автор рассказывает о том, как взаимодействуют языки, и приводит отличные примеры из культуры, истории и литературы разных стран. «Цех» публикует фрагмент главы «Шишков, прости… О страхе перед заимствованиями и языковом пуризме».
Каждый раз, когда заходит разговор о заимствованиях и их роли в языке, с неизменным автоматизмом возникают две литературные реминисценции. Первая — знаменитое двустишие из «Евгения Онегина»:
Но панталоны, фрак, жилет —
Всех этих слов на русском нет.
Эта фраза превратилась в мем еще до изобретения слова мем (тоже заимствования), и я не могла удержаться, чтобы не процитировать ее в заглавии книги — она замечательна именно своей опознаваемостью: увидев ее, читатель сразу поймет, о чем идет речь. Более продвинутые участники обсуждения темы вспоминают также: «Шишков, прости: / Не знаю, как перевести».
Второй литературный мем связан как раз с упомянутым Шишковым, о котором традиционно сообщается, что он предлагал переименовать калоши в мокроступы. Очевидная эстетическая и стилистическая нелепость этого слова комментариев не требует и именно поэтому призвана служить иллюстрацией нежелательных крайностей языкового пуризма.
К сожалению, при изложении сюжета с мокроступами никто не ссылается на источник. Где и когда А. С. Шишков высказался по этому поводу? В журнальной статье, в письме, в дневнике, в частной беседе? Если устно, то откуда взяты эти сведения — из мемуаров какого-то знакомого? В общем, задача непростая. О роли Шишкова в литературной жизни пушкинской эпохи и о том, каких взглядов он придерживался на русский язык, написана обстоятельная работа Ю. Н. Тынянова «Архаисты и Пушкин», которая и поныне очень авторитетна. Но как раз история с мокроступами там отсутствует.
Фигура Шишкова во многом мифологизирована, как и сама полемика между шишковистами и карамзинистами. И надо сказать, к мифологизации отчасти приложил руку и сам Шишков, используя недобросовестные приемы полемики, которые мы бы сейчас назвали битвой с бумажными тиграми. Так, современный литературовед О. А. Проскурин установил, что в своей полемической статье против карамзинистов «Рассуждение о старом и новом слоге» Шишков цитировал не Карамзина и его последователей, а забытого ныне графомана, имевшего мало отношения к карамзинской школе.
Однако склонность к подлогам сыграла с Шишковым злую шутку: похоже, он сам пал жертвой клеветы. В «Рассуждении» никаких калош и мокроступов не фигурирует. К счастью, в наше время существуют интернет и электронные базы данных. Попытка уточнить, где и когда Шишков высказал такое предложение, привела к неожиданному результату: мокроступов в текстах Шишкова не обнаружилось!
Источником недоразумения, как выяснилось, является рецензия В. Г. Белинского на сборник «Сто русских литераторов», написанная в 1841 г. (сейчас текст легко найти в интернете):
«Нам скажут, что явления идеи и слова единовременны, ибо ни слово без идеи, ни идея без слова родиться не могут. Оно так и бывает; но что же делать, если писатель познакомился с идеею чрез иностранное слово? — Приискать в своем языке или составить соответствующее слово? — Так многие и пытались делать, но немногие успевали в этом. Слово круг вошло и в геометрию как термин, но для квадрата не нашлось русского слова, ибо хотя каждый квадрат есть четвероугольник, но не всякий четвероугольник есть квадрат; а заменить хорду веревкою никому, кажется, и в голову не входило. Слово мокроступы очень хорошо могло бы выразить понятие, выражаемое совершенно бессмысленным для нас словом галоши; но ведь не насильно же заставить целый народ вместо галоши говорить мокроступы, если он этого не хочет. Для русского мужика слово кучер — прерусское слово, а возница такое же иностранное, как и автомедон. Для идеи солдата, квартиры и квитанции даже и у мужиков нет более понятных и более русских слов, как солдат, квартира и квитанция. Что с этим делать?»
Как мы видим, Белинский не цитирует слова Шишкова — он пародирует его подход к языку, предлагая сконструировать слово мокроступы. Он и не утверждает, будто Шишков придумал это слово. На момент, когда писалась рецензия, Шишков был уже мертв, а полемика шишковистов с карамзинистами отошла в область истории литературы. Но последующие поколения истолковали этот текст как прямое свидетельство о языкотворческих экспериментах Шишкова.
Распространился этот миф, по-видимому, благодаря В. П. Авенариусу, автору беллетризированной биографии Пушкина. Для Авенариуса, который на момент смерти Шишкова был двухлетним младенцем, а Пушкина и вовсе не застал, эта эпоха — что-то из области мифов и легенд. Он и обращается с ней как с мифом.
Так что, Шишков, прости. В мокроступах ты не повинен. Языковой пуризм, однако, вполне реальная вещь, и существует страна, в которой по части выдумывания слов перещеголяли Шишкова. Речь идет об Исландии. Исторически процент заимствованных слов в исландском языке всегда был низок, а после обретения страной независимости их принялись целенаправленно изгонять, придумывая им замены на местной основе. Обратимся к крупнейшему знатоку исландского языка — М. И. Стеблину-Каменскому:
«Огромное большинство исландских новообразований — это сложные слова, составленные из двух, реже из трех и больше слов, существовавших в языке и раньше. Такое сложное слово нередко представляет собой перевод греческих или латинских элементов, из которых состоит иностранное слово, обозначающее данное понятие. Другими словами, такое сложное слово нередко калькирует соответствующее иностранное слово, состоящее из греческих или латинских элементов. Однако в то время как в языке, из которого это слово заимствовано, его „внутренняя форма“ (т. е. его этимологический состав) понятна только тому, кто знает классические языки, в исландском она понятна любому исландцу. Другими словами, у такого исландского новообразования живая внутренняя форма. Так, например, говорящий на русском языке, как правило, не знает, что слово „космонавт“ восходит к греческим словам kósmos „мир, небо“ и naútēs „мореплаватель“; „метеорология“ — к греческим metéōra „небесные явления“ и lógos „слово“; „микроскоп“ — к греческим mikrós „маленький“ и skopeĩn „смотреть“; „прогресс“ — к латинским pro- „вперед“ и gressus „шаганье, ходьба“. Между тем всякому исландцу понятно, что geimfari „космонавт“ происходит от geimur „небесное пространство“ и fari „ездок“, veðurfræði „метеорология“ — от veður „погода“ и fræði „знание“, smásjá „микроскоп“ — от smár „маленький“ и sjá „смотреть“, framsókn „прогресс“ — от fram „вперед“ и sókn „продвижение, наступление“. Часто, однако, перевод компонентов иностранного слова далеко не буквален: компоненты исландского слова нередко описывают понятие более полно или более образно, чем греческие или латинские компоненты соответствующего иностранного слова ».
Чувствуется легкая зависть русского автора к исландцам, которым удалось то, что не удалось Шишкову. Хотя придирчивый языковед заметил бы, что, например, слово dreki «дракон» — заимствование из греческого, и тогда уж следовало бы использо- вать исконное исландское ormur (но вот беда, у него также есть значение «червяк», совсем неподходящее для танка).
Приверженцами языкового пуризма проявляют себя в наше время французы, столкнувшиеся с беспрецедентной ситуацией — во второй половине прошлого века в их язык хлынул поток английских слов. До этого заимствования шли почти исключительно в обратном направлении. Французы чувствовали себя законодателями моды в культуре, а англичан рассматривали как варваров и пресекали всякие поползновения инородцев на корню. Так в 1829 г. за попытку поставить в одном из парижских театров неадаптированную версию пьесы Шекспира актеров чуть не побили — настолько задеты оказались представления парижан о высокой культуре (ничего не напоминает, дорогой читатель?). И вдруг роль законодателей моды перехватили не только англичане, но и, о ужас, американцы! Нацией овладела идея, что французский язык надо срочно спасать. Указом от 3 июля 1996 г. была создана Генеральная комиссия по терминологии и неологизмам, которая тут же принялась бороться с заимствованиями. Я тогда училась в старших классах школы, в которой вторым иностранным языком был французский. Это и в самом деле незабываемый опыт — в одночасье узнать, что теперь нужно учить новые французские слова вместо тех, которые вы знаете по учебнику!
Особую ненависть французских пуристов почему-то вызывало слово «компьютер» (computeur), который с тех пор официально предписано именовать «ординатором» (ordinateur). Слово ordinateur в значении «компьютер» появилось как минимум с 1955 г., но многие носители французского языка предпочитали говорить computeur. Некоторые продолжают сопротивляться нововведению и сейчас: в самом деле, не называть же компьютерную музыку «ординаторной».
Ирония ситуации заключается в том, что английское слово computer — сравнительно позднее латинское заимствование, о чем можно догадаться по его форме и звучанию. Оно образовано от глагола to compute, то есть непосредственно перенесенного в английский язык латинского computare «вычислять». Так что не очень ясно, чем «компьютер» хуже «ординатора» — такого же латинского заимствования.
Вместе с тем французы почему-то не возражают против слов «буржуа» (bourgeois, от германского burg, «город»; ср. англ.borough, Edinburgh), «синий» (bleu, англ. blue) или «пиво» (bière, англ. beer). Это несомненные заимствования, хотя и очень давние, восходящие к эпохе древних франков. Придирчивый лингвист, конечно, назвал бы их не заимствованиями, а субстратом — они остались с тех пор, как древние франки перешли на народную латынь, но сохранили кое-какие слова из своего прежнего языка. Заметим, их нефранцузское происхождение все еще очевидно: они легко узнаются в словах германских языков с теми же значениями, в том числе в английском. Но гонений на них никто не устраивает. Все это наводит на мысль, что наше восприятие субъективно и торопиться с выводами о том, заимствовано ли слово и портит ли оно язык, не стоит.
Попробуйте определить, какие слова из этого списка являются заимствованиями:
Правильный ответ — все. Вне сомнения, любой читатель сразу выловит менеджера, монитор, мерчандайзинг и иллюстрацию, кое-кто вспомнит из учебника, что сундук и богатырь — тюркского происхождения, но далеко не каждому известно, что шапка, вино, бумага и книга — тоже заимствования. Шапка родственна французскому chapeau (с тем же значением) и восходит к латинскому cappa «головной убор»; вино — от латинского vinum; бумага происходит от тюркского pamuk «хлопок» (да-да, это растение — однофамилец писателя Орхана Памука); даже привычная нам книга восходит к китайскому, хотя точные пути проникновения этого слова в славянские языки еще не установлены.
Однако реакцию эти слова вызывают разную. Никому не приходит в голову воевать со словами книга или бумага. Даже иллюстрация, хотя ее иностранный облик очевиден, возражений не вызывает. А вот мерчандайзинг почти наверняка вызовет настороженность: что это еще, мол, придумали?
«Треснет» ли русский язык от обилия англицизмов?
Время чтения: 10 минут Нет времени читать? Нет времени?
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)
Александр Пушкин, «Евгений Онегин»
– Мама, дай мне apple, – говорит мой трехлетний сын, и я привычно тянусь за яблоком. Он обгрызает его с одной стороны и бросает: доедать – непозволительная роскошь, когда у тебя туча дел.
– I am T-Rex! – орёт он через пятнадцать минут. – Я пришел тебя пугать!
Сложно писать статью, когда рядом топает юный тираннозавр. Но после того, как я поработала оператором в колл-центре, я научилась концентрироваться. Поэтому продолжаю отщелкивать текст.
Когда-то я решила, что мои дети будут знать минимум два языка. Ради этого я довела-таки свой кривой инглиш до среднего уровня, прочла всех Гарри Поттеров подряд, чуть не одурев от переизбытка Роулинг в организме, и стала героем саванны в LinguaLeo. Но пока, лопаясь от гордости, я осваивала перфектные времена и прочие лингвистические перверсии, мое окружение поменялось. Оказалось, что английский нынче знают все, а некоторые даже ухитряются создавать контент на английском, не являясь при этом носителями
Причем это такое умение, в котором всегда отстаешь. Моя семнадцатилетняя сестра знает инглиш лучше меня. Друзья знают инглиш лучше меня. Мой бывший парень знает инглиш лучше меня. Такое ощущение, что ткнешь пальцем в любого прохожего, спросишь, как пройти в British Museum, – и он ответит на чистейшем нерусском.
Можно забить на тенденцию, но тогда ты останешься в заколдованном круге, за пределами которого Кэрролл в оригинале, тонны непереведенных профильных материалов и людей из невероятных, кинематографических городов вроде Техаса или Лас-Вегаса. И вроде без этого вполне проживешь, но хочется двигать и двигать границы, вникать в национальные особенности, читать иностранные книги.
Мы пришли к интересному явлению: русские тексты из блогосферы бывает сложно понять без знания английского. Иногда быстрее и короче сказать на английском, чем искать громоздкий и не очень точный аналог. И мы говорим, и двуязычные читатели привычно понимают. А остальные – кто вне контекста – сидят и грустят. Или требуют выкинуть из языка славянского басурманские митапы и мерчендайзеров, дабы не засорять родную речь.
Но почему людей так пугает и бесит обилие англицизмов в речи? И стоит ли их вообще выкидывать? Посмотрим на проблему с двух сторон.
Лингвистический пуризм: что это такое и каким он бывает?
Если совсем коротко, пуризм – за чистоту языка. Яркая иллюстрация к этому понятию – Александр Семенович Шишков, филолог, литературовед, адмирал, государственный деятель и прочее, прочее, прочее.
В 1803 году он пишет «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», где ругается на тогдашнее засилье французского. И я могу его понять: через тридцать лет родится Лев Толстой, который напишет огромную «Войну и мир», где есть целые страницы на французском, хотя текст теоретически русский. Наверняка это неприятно и непонятно – видеть, как люди, у которых есть вроде бы свой родной язык, красивый и богатый, зачем-то переключаются на другой.
Многие русские лингвисты – например, Георгий Винокур в своей статье – пытались анализировать суть и причины пуризма. Явление это, кстати, не строго русское: в разные времена немцы старались вычистить язык от французских заимствований, евреи – перечеркнуть идиш и возродить иврит на государственном уровне, а греки даже разработали специальную архаическую разновидность языка под названием кафаревуса, построенную на основе античных источников.
Классификаций пуризма множество, но я остановлюсь на разделении из статьи Друговейко-Должанской, ибо оно мне кажется наиболее удобным.
Она делит пуризм на:
Идеологический пуризм. Это как раз борьба за традиции, которая знакома каждому. Я вижу в этом своеобразный ангст: словно что-то старое уходит навсегда, и ты хочешь ухватиться за руку умирающего. И тоже боишься погибнуть, конечно.
Но если держаться строго в рамках древней версии языка, возникает проблема: многих явлений и понятий там просто нет, их приходится искусственно придумывать на основе старых корней, а из-за того, что слово образовалось неестественным путем, оно часто не приживается в разговорной практике. А язык – это коммуникация и живой разговор, как ни крути.
Тем не менее, на государственном уровне отводятся целые институты, направленные на придумывание новых слов. Словари печатаются, аналоги иноязычным понятиям как бы есть, но по факту заставить каждого говорить вместо «компьютер» что-нибудь вроде «вычислитель» невозможно.
Поэтому патриотическое стремление схватиться за язык как за последний оплот культуры мне кажется страхом почти первобытным: движение не остановить, и язык в любом случае стряхнет все лишнее и оставит органичные иностранные заимствования, как ни старайся заменить их на свежеизобретенные слова.
Эстетически-вкусовой пуризм. Бывает так, что вы очень любите слово «канделябр», но вас до зубовного скрежета раздражает термин «корреляция»? Окей, бывает.
Теперь предположим, что вы пошли дальше: вы не просто невзлюбили корреляцию, а написали целую книгу о том, почему это слово лишнее, некрасивое, неудобное и злодейское. Поздравляю, теперь вы тоже пурист.
Если я скажу, что я решила исключить страдательный залог, например, дискуссия изменится из, так скажем, межязыковой («зачем смешивать два языка?») на внутриязыковую («зачем это в моем языке?»). Но и в том, и в другом случае базисом моей нелюбви к каким-то словам и оборотам будет субъективное восприятие: детские травмы, личные ассоциации, частный опыт и так далее.
Логический (ученый) пуризм. Это как раз о стремлении некоторых лингвистов заморозить систему правописания в состоянии «как есть». В момент, когда каждый первый давно говорит «кофе», они будут драться за «кофий», запахивая шлафрок и взрезая аристократическим золотистым ножом для бумаг утреннюю электронную почту.
Запыленный библиотекарь принесет тебе сотню книг, где нормативное ударение стоит на невероятном месте, но на улицу не выглянет и с людьми не поговорит. Живой и веселый лингвист-практик с чутким пониманием языка высунет голову в окно и запишет наиболее употребляемый вариант. Кто прав? До конца непонятно, но в целом ученый пуризм к науке имеет мало отношения. В основе – такие же субъективные предпочтения и желание удержать движущуюся систему в неподвижном состоянии.
Изгонять ли беса из русского языка?
Я могла бы подключиться к пуристам, поплакать над хладным телом русской литературы и упереться плечом в махину родной речи, пытаясь оставить ее в средневековье. Но это будет неискренне, потому что мне дико нравится то, что я вижу.
Когда я училась в школе, единицы знали английский. Не знаю, как для вас, но для меня любой человек, который владеет недоступным мне навыком, становится чем-то вроде супермена. И поэтому над англоговорящими я тогда видела некое притягательное свечение, цветистое и загадочное, какое видишь вокруг предметов, если до этого долго смотрел на солнце.
Сейчас речь, насыщенная англицизмами, повседневна, но борцы за язык негодуют. Классная, подвижная молодежь, которая на двух языках общается с одинаковой скоростью и смело перемешивает их между собой, немедленно вызывает осуждение: обколются, мол, своими марихуанами, натыкаются в дорогой айфончик, наслушаются рэпа своего быстроходного и бездуховного, а потом засоряют речь русскую англицизмами, гой ты еси. Хотя бездуховные ли, глупые ли – вопрос открытый.
Я, может, страшную вещь скажу, но англицизмы – это классно. Или, по крайней мере, не криминально.
Это же здорово – видеть вокруг столько людей, знающих не то что два, а три или четыре языка разом. Да, я тоже порой не ориентируюсь в сленге и до сих пор с трудом понимаю слово «флексить». Но язык – это зеркальная поверхность, в которой отражаются социальные, культурные и политические изменения. Это не что-то, чему какие-то дяди-лингвисты сказали быть. Это то, что мы творим сами и прямо сейчас, пока последователи Розенталя записывают изменения в языке, ломая второпях карандашики.
Тем временем попсовые паблики в VK продолжают постить что-то вроде «не фейк, а фальшивка; не дезодорант, а антивонялка!». Словно язык, до этого уже впитавший невероятное количество иностранных слов, вдруг сломается от английского.
Есть еще момент, о котором забывают: эти слова реально разные по смыслу. К примеру, стагнация совсем не то же самое, что замедление (stagnatio с латыни – неподвижность).
А еще есть языковые лакуны – это когда какому-то понятию просто нет синонимичной пары в другом языке. К примеру, в английском нет прямого аналога слову «кипяток», а в русском нет пары английскому слову langoth, которое означает тоску по несбывшемуся. Не говоря уже о том, что менять фейк на фальшивку в таком контексте странно (falsus – это тоже латинский корень).
Знания прекрасны. А чужой язык – это ключик к соседней культуре; отдельное, дополнительное пространство в сознании; новые возможности и незнакомые, совершенно иные люди.
А если не боитесь этих ваших интернетов и верите в то, что знания – сила, у нас есть для вас технологии продвижения и двенадцатилетний опыт. Особенно пригодится сейчас, когда бизнесу нужно быстро выходить в онлайн.
